В таком безпрерывном молитвенном горении прошел почти месяц. За окном зашумели и засвистели февральские вьюги, предвещая приход марта, а с ним долгожданного тепла и неистощимой радости весны. Постепенно, день за днем и ночь за ночью, привыкая к новому состоянию души, я осторожно попробовал прикоснуться внутри к этому непрестанно пульсирующему молитвенному роднику, чтобы немного определить, как мне обращаться с присутствием самодвижной молитвы в моем сердце. "Иисусе, молитвенный родничок в сердце начинал биться в такт со словом "Иисусе, Иисусе, Иисусе..." А когда я останавливал внимание на словах "Господи" или "Помилуй мя", эта удивительная молитвенная энергия нежно и мягко возвращалась к полной молитве "Господи Иисусе Христе, помилуй мя". Когда сердце желало помолиться о здравии близких людей, поминаемых мною, молитва сама включала в себя память обо всех этих людях. Если я начинал поминать усопших, самодвижное действие молитвы включало в себя памятование всех, кого я помнил и знал.
ТеперьТеперь литургия, вместе с непрестанной молитвой, изменилась полностью: таинство богослужения стало живым и словно наполнялось новой жизнью. Стоя на коленях и обнимая маленькую чашу с Кровью Христовой, я подолгу умолкал у престола, слушая, как молитва возносит свои тихие небесные гласы, внимая ей всем сердцем, душой и умом. Читая литургические молитвы из служебника, я вначале опасался, что утрачу молитву, но оказалось, что она продолжает звучать в сердце и при чтении молитв Евангелия. Постепенно мне открылось, что самодвижная молитва не исчезает, когда мне хотелось почитать Жития святых или Древний Патерик. Это открытие потрясло меня своей простотой: читая духовные книги, я мог воспринимать текст ярко и живо, а молитва звучала в сердце, словно сопереживая глубокому смыслу книг. Преподобные Иоанн Лествечник и Иисак Сирин как будто заговорили с душой новым, глубоко проникновенным и благодатным языком, а Евангелие начало открывать ей свои таинственные, неизведанные духовные пласты, которые прежде оставались для меня прикровенными. Если до этого времени я воспринимал лишь слова евангельских изречений, то теперь благодатный, возвышенный смысл поучений Христа, словно буравом, проникал в самые глубины моего сердца. Каждый стих на страницах Евангелия оставил на себе слезы моей пробудившейся души.
С особой благодарностью я поминал этой животворящей молитвой своего любимого старца! Как мне хотелось видеть его, прижаться лицом к его теплой руке и поведать ему обо всем, что случилось со мной. Четки теперь перестали быть необходимыми, но я продолжал еще по привычке вести счет молитв, хотя в этом уже не было особой нужды. В утренние и вечерние молитвы по четкам я включил поминовение о здравии и упокоении всех людей, записанных в моих помянниках. Обычно особую четку я посвящал своему духовнику. В один из мартовских дней, когда молитва сама изливалась из сердца, вместе с молением о здравии моего духовного отца во мне возникло непередаваемое реальное ощущение, что дух старца целиком вошел в мою душу и таинственно соединился с нею неразрывными узами. Весь его духовный опыт, вместе с повествованиями старца о молитвенном опыте Глинских старцев, неожиданно обрел глубоко в моем сердце свое неисходное пристанище. Дух любимого батюшки начал жить внутри сердца так, словно мы с ним никогда не разлучались. Что бы я не делал, молился, кидал снег или пилил дрова, казалось отец Кирилл, вместе со всем его многострадальным жизненным опытом, присутствует во мне и передает моей душе сокровенную мудрость о Боге, о людях и обо мне самом, открывая эти знания отчетливо и ясно, без всякого размышления. Монах Симеон АфонскийОтрывок из книги "Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога"
|