Павел Груздев об Афоне
ГОРА АФОН
Гора Афон, гора святая,
не знаю я твоих красот,
и твоего земного рая,
и под тобой шумящих вод.
Я не видал твоей вершины,
как шпиль твой впился в облака,
какие на тебе картины,
какой твой вид издалека.
Я не видал, гора святая,
твоих стремнин, отвесных скал,
и как прекрасна даль морская,
когда луч солнца догорал....
(подробнее эту песнь см Николай Гурьянов)
Почему мы обратились к этому старцу?
Павел Груздев - символ русской души
Имя ярославского старца архимандрита Павла (Груздева) почитаемо по всей России. При жизни отец Павел был прославлен многими дарами. Во всяком случае, его предстательство пред Господом было сильно и действенно. Это был именно Старец – простец. Как отмечают воспоминания о нем, могучую жизнь прожил этот праведник с Богом и с народом, разделив все испытания, выпавшие на долю России в 20-м веке. Малая родина Павла Груздева - уездный город Молога - был затоплен водами Рыбинского водохранилища, и мологский изгнанник стал переселенцем, а потом и лагерником, отбыв срок наказания за веру одиннадцать лет. И снова вернулся он на мологскую землю - точнее, то, что осталось от нее после затопления - и служил здесь священником в селе Верхне-Никульском почти тридцать лет и три года... Там и окормлялись у него священники: прот. Владимир Воробьев, Аркадий Шатов и многие другие известные пастыри. Как говорил прот. Владимир Воробьев, все собирались к отцу Павлу на праздник иконы Божией Матери «Достойно есть» – престольный праздник его храма. Именно тогда и слушали неповторимые рассказы Старца. Все воспоминания отца Павла необычны и замечательны. Среди всех даров архимандрита Павла замечателен его дар рассказчика: он словно исцелял собеседника живительной силой своего слова. Все, кто общался с батюшкой, кто слушал его рассказы - такие простые и житейские вспоминают в один голос, что уезжали от о. Павла "как на крыльях", настолько радостно преображался их внутренний мир.

Во всяком случае, эти воспоминания всегда наводят на сравнение с замечательным романом Ф.М. Достоевского «Идиот», где автор, как он пишет в своих письмах, пытался показать – что было бы, если бы Христос жил в современном мире. Так что прототипом князя Алеши является именно Спаситель. А было нечто банальное – князя Алешу даже самые близкие люди называли идиотом, причем, отнюдь не редко. Точно таким же образом заканчиваются многие рассказы о. Павла. Впрочем, делая поправку на исторический контекст нашей эпохи и культурное одичание интеллигенский термин идиот редуцируется в – страшно сказать, а необходимо – простонародное дурак. Это было не скрыто от о. Павла. Так что и сам Старец называл большие собрания священников у него Дома – по образу Духовной Академии – «Академией дураков». Справедливо заметить, что учили в этой Академии совершенно определенным предметам, а профессором и ректором был сам Батюшка. Он рассказывал свои истории, которые и бумага не терпит…
Однажды, это было в период работы в колхозе (замаскированном под коммуну монастыре), послушник Павел был избран народным заседателем в советский суд, самый справедливый суд в мире. Войдя в зал …перекрестился – не бес ведь. Судили вора, а был голод. Приговор вынесен отнюдь не мягий. Во время зачитывания приговора встал заседатель «Павелко» Груздев и оправдал «бандита»: у него ведь жена голодная и дети... Последствия были не очень тяжелы: в колхоз пришла бумага «Дураков больше не присылайте». Другой раз Старец выступал в роли свидетеля: и опять с точки зрения сов. Власти. он оказался «дураком». Дело было в лагере. Павел спас о самоубийства – вынул из петли –заключенного немца, который пас лошадей и «проспал» их – они попали под поезд. Давая свидетельские показания на суде, заключенный Груздев «не посмотрел» на тяжелое положение на фронте, которое определило смертный приговор «несчастному соне», но опять полностью оправдал беднягу: у него ведь «фрау», детки, наверное, тоже есть.
А однажды он выступил в роли «придурка» («стуканул» на стукача – по терминологии Солженицина) и снова подтвердил «странное имя». Этот случай «не для посторнних ушей» и вряд ли будет напечатан. А мы его расскажем для духовной пользы, полноты картины и живости образа Старца - простеца. В епархии о. Павла был один протоирей, который был в советское время «стукачем» и многих предал. Это знали не все. Однажды на епархиальном собрании вдруг неожиданно встал о. Павел и при всех громко обратился к важному протоирею: Алешка, покайся – скоро суд! Так и пронес великий старец звание «дурака» через всю жизнь. Так что тут и персонаж Достоевского уже не охватывает всей полноты образа. Впрочем, у нас еще остается типология Иванушки из сказки...
Однажды Старец оказался «дураком» и среди заключенных. Что же было на душе русского Иванушки дурачка? Наверное, лучше предоставить слово самому Избраннику Божию. Архимандрит Павел незадолго до смерти, в 90-х годах нашего (уже минувшего) столетья, признался: "Родные мои, был у меня в жизни самый счастливый день. Вот послушайте. Пригнали как-то к нам в лагеря девчонок. Все они молодые-молодые, наверное, и двадцати им не было. Их "бендеровками" называли. Среди них одна красавица - коса у ней до пят и лет ей от силы шестнадцать. И вот она-то так ревит, так плачет... "Как же горько ей, - думаю, - девочке этой, что так убивается она, так плачет". Подошел ближе, спрашиваю... А собралось тут заключенных человек двести, и наших лагерных, и тех, что вместе с этапом. "А отчего девушка-то так ревит?" Кто-то мне отвечает, из ихних же, вновь прибывших: "Трое суток ехали, нам хлеба дорогой не давали, какой-то у них перерасход был. Вот приехали, нам за все сразу и уплатили, хлеб выдали. А она поберегла, не ела - день, что ли, какой постный был у нее. А паек-то этот, который за три дня - и украли, выхватили как-то у нее. Вот трое суток она и не ела, теперь поделились бы с нею, но и у нас хлеба нету, уже все съели". А у меня в бараке была заначка - не заначка, а паек на сегодняшний день - буханка хлеба! Бегом я в барак... А получал восемьсот граммов хлеба как рабочий. Какой хлеб, сами понимаете, но все же хлеб. Этот хлеб беру и бегом назад. Несу этот хлеб девочке и даю, а она мне: "Ни, не треба! Я честь свою за хлиб не продаю!" И хлеб-то не взяла, батюшки! Милые мои, родные! Да Господи! Не знаю, какая честь такая, что человек за нее умереть готов? До того и не знал, а в тот день узнал, что это девичьей честью называется. Сунул я этот кусок ей под мышку и бегом за зону, в лес! В кусты забрался, встал на коленки... и такие были слезы у меня радостные, нет, не горькие. А думаю, Господь и скажет: - Голоден был, а ты, Павлуха, накормил Меня. - Когда, Господи? - Да вот тую девку-то бендеровку. То ты Меня накормил! Вот это был и есть самый счастливый день в моей жизни, а прожил я уж немало". Счастьем же для Батюшки было предстояние пред Богом. По воспоминаниям, на самой службе он стоял словно какой-то столп духовный, молился всей душой, как гигант, этот маленький ростом человек, и все присутствовали как на крыльях на его молитве. Такая она была - из самого сердца. Голос громкий, сильный. Иногда, когда совершит таинство причастия, он просил Господа по-простому, как своего отца: "Господи, помоги там Сережке, что-то с семьей..." Прямо у престола - и этому помоги, и этому... Во время молитвы всех перечислял на память, а память у него была, конечно, превосходная". Тем же, кто и сам захочет стать сам «дураком» и заочно учиться в Академии, Старец оставил духовное завещание: "Молитва везде действует, хотя не всегда чудодействует, " - записано в тетрадях о. Павла. "На молитву надо вставать поспешно, как на пожар, а наипаче монахам". "Господи! Молитвами праведников помилуй грешников".
|